Исповедь владельца заведения «Варвара и скобари».

Реквием по Скобарям.

Реквием по Варваре.

Реквием по мечте.

Вчера исполнился месяц со дня, когда Варвара и Скобари в последний раз открыли свои двери. Чтобы вечером закрыть их навсегда. Вернее, сами двери остались, но вот открываться они будут уже в какую-нибудь Изакайю или какой-нибудь трендовый бар.

Нет, к крутым этого рынка нас не отнести. Мы не закрылись через месяц, заявив, что «проект открылся не в том месте», нет. Мы не сделали из закрытия и своего провала новый инфоповод, кричащий, как мы круты. Мы барахтались до последнего, судорожно втягивая деньги, как воздух в зловонном болоте Рубинштейна. Но шансов выплыть было немного. И, отметив новый год, мы сознательно наглотались мутной жижи, и тихо пошли ко дну.

Наша гибель мало кого взволновала. Пару-тройку гостей, ставших постоянными, прекрасных поэтов Бронзового века во главе с обаятельной Натальей Рамш, испуганных поставщиков, да милых туристов, полюбивших наши завтраки. И всё.

Зато совместная смерть двух ресторанов научила меня многому. Вернее, научила меня их жизнь. Смерть лишь позволила мне в горе и бессилии рассказать вам об этом.

Само рождение ресторанов было неправильным. Хотя, идея транслировать ход строительства казался мне интересным (если не гениальным) приёмом. Также как Джигурда, я методично рассказывал о сложностях, связанных с рождением своих детищ. И только потом понял, что был со своими читателями честен. Слишком честен...

Сталин по нескольку дней никому не показывался. Он много слушал радио. Как-то Сталин позвонил руководству Радиокомитета и спросил, есть ли у них запись 23-го фортепианного концерта Моцарта, который слышал по радио днем раньше. «Играла Юдина» — добавил он.

Сталину сказали, что, конечно, есть. На самом деле не было никакой записи — концерт передавался вживую. Но Сталину боялись сказать: «Нет», — никто не знал, какие могли быть последствия. Человеческая жизнь для него ничего не стоила. Все, что можно было, это — соглашаться, кивать, поддакивать, пресмыкаться перед сумасшедшим. 

Сталин потребовал, чтобы к нему на дачу прислали запись исполнения Моцарта Юдиной. Комитет запаниковал, но надо было что-то сделать. Позвонили Юдиной и оркестру и сделали запись той же ночью. Все дрожали от страха. За исключением Юдиной, естественно. Но она — особый случай, ей было море по колено. 

Юдина позже рассказывала мне, что дирижера пришлось отослать домой, так как он от страха ничего не соображал. Вызвали другого дирижера, который дрожал, все путал и только мешал оркестру. Наконец третий дирижер оказался в состоянии закончить запись. 

Думаю, это — уникальный случай в истории звукозаписи: я имею в виду то, что трижды за одну ночь пришлось менять дирижера. Так или иначе, запись к утру была готова. Сделали одну-единственную копию и послали ее Сталину. Да, это была рекордная запись. Рекорд по подхалимажу.